– I –

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящее издание (электронный ресурс) представляет собой собрание подготовленных к публикации текстов общегосударственных писцовых описаний и подворных переписей XVII – начала XVIII в., проведенных на территории удмуртских долей* Каринского стана Вятского воеводства и удмуртских сотен Арской дороги Казанского уезда, в пределах которых в указанный период было сосредоточено подавляющее большинство удмуртских селений. Вне заявленных административных единиц незначительное число удмуртов проживали в вятских Сырьянском и Лужановском станах, однако в XVII в. большая их часть переселились на территорию соседнего Каринского стана, а оставшиеся, приняв христианство, слились с преобладавшим в этих районах русским населением. Кроме того, за пределами основной территории расселения сородичей не ранее рубежа XVI–XVII вв. сформировалась небольшая группа удмуртов, занявшая башкирские земли в междуречье Буя и Таныпа.

В предлагаемое собрание вошли материалы дозорной книги 1615 г., выпись из списка писцовой книги 1629 г., а также сведения общегосударственных подворных переписей 1646 г., 1678 г. и 1716–1717 гг., проведенных на обозначенной территории до введения в России Указом Петра I от 26 ноября 1718 г. ревизского учета населения. При этом, если в отношении Каринского стана в настоящей публикации представлены материалы писцовых описаний и подворных переписей за все указанные годы, то по удмуртским сотням Арской дороги лишь данные Ландратской переписи 1716 г., являющиеся наиболее ранними и полными из всех известных. Вне рамок настоящего ресурса за неимением подготовленного к изданию текста осталась «Переписная книга деревень вотяков и татар Каринской волости и Чепецкого стана Вятского уезда», составленная в 1710 г. стольником Степаном Даниловичем Траханиотовым. Ее подлинник хранится в фондах Российского государственного архива древних актов.

Тексты дозорной книги 1615 г. и переписных книг 1646 и 1678 гг. по Каринскому стану полностью впервые были опубликованы в издании «Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков» (Ижевск, 1958)1, в основу которого был положен «Сборник документов по истории удмуртов Вятской земли XV–XVII вв.» П. Н. Луппова, составленный в 1940–1943 гг.2 Две машинописные копии этого труда хранятся в личном фонде известного историка в Санкт-Петербургском филиале архива Академии наук (ф. 811) и в Научно-отраслевом архиве Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН (РФ, 2–Н, ед. хр. 56, 57, 57а, 57б). Война, трудности первых послевоенных лет, а позднее смерть П. Н. Луппова почти на пятнадцать лет отложили время публикации его работы. С сожалением следует отметить, что при подготовке к печати в целый ряд собранных ученым документов и, в частности, в материалы писцовых описаний и подворных переписей XVII в. вкралось значительное число опечаток, искажений и пропусков, что, безусловно, определенным образом снижает ценность первой публикации. Учитывая это обстоятельство, мы постарались, насколько это было в наших силах, исправить по архивным источникам (фотокопиям документов) недочеты предыдущего издания.

Материалы Ландратской переписи по удмуртским долям Каринского стана (1717 г.) и удмуртским сотням Арской дороги (1716 г.) полностью никогда не издавались. Большинство исследователей пользовались сводными табличным данными, которые были составлены по Каринскому стану П. Н. Лупповым3, а по удмуртским сотням Арской дороги М. В. Гришкиной4. В 70-х гг. XX в. Удмуртским научно-исследовательским институтом по ее запросу из ЦГАДА** были получены фотокопии соответствующих документов, что, безусловно, сделало возможным обращение к материалам Ландратской переписи более широкого круга лиц.  Однако  для  исследователей-любителей  и  краеведов  сведения  этой  переписи  в  силу  специфики  русской скорописи начала XVIII в.  по-прежнему оставались

_______________

   * В XVII столетии в отношении долей могли использоваться термины волость, стан.

** В 1925 г. на базе нескольких дореволюционных архивов, в том числе и архива Министерства юстиции, было создано Древлехранилище Московского отделения Центрального исторического архива РСФСР. В 1931 г. оно преобразовано в Государственный архив феодально-крепостнической эпохи (ГАФКЭ), в 1941 г. – в Центральный государственный архив древних актов (ЦГАДА), в 1992 г. – в Российский государственный архив древних актов (РГАДА).



– II –

недоступными. Более того, полученные институтом фотокопии документов стали постепенно разрушаться, что грозило сделать материалы Ландратской переписи по удмуртским долям Каринского стана и удмуртским сотням Арской дороги труднодоступными даже для профессиональных исследователей*. В целях сохранения и популяризации столь важного источника по истории удмуртского края, по инициативе автора этих строк, в течение двух лет (2005–2006 гг.) сотрудниками исторического отдела Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН М. В. Гришкиной, Е. М. Берестовой и В. С. Чураковым в рамках реализации гранта РГНФ «Удмуртия по материалам переписей первой четверти XVIII в.» (проект № 05-01-80102а/У) по фотокопиям, хранившимся в Научно-отраслевом архиве института, текст Ландратской переписи был прочитан и переведен в электронный формат. Работа по созданию данного ресурса была проделана В. С. Чураковым.

* * *

Прежде чем перейти к описанию документов, вошедших в настоящее собрание, мы считаем необходимым вкратце рассмотреть историю проведения писцовых описаний и подворных переписей на территории Каринского стана и Арской дороги, предварительно осветив вопрос, связанный с историческими обстоятельствами, приведшими к возникновению соответствующего административного разделения территории проживания удмуртов.

Впервые общегосударственные писцовые описания земель, преследовавшие в числе прочих и цели податного обложения, стали проводиться с конца XV в. в годы правления Ивана III, заложившего основу Русского централизованного государства. Можно с большей долей вероятности предположить, что первое в истории России «валовое письмо» (70-е – начало 90-х гг. XV в.) охватило и Вятскую землю, присоединенную к Русскому государству в 1489 г. Вместе с ней в состав Московии вошли и территории, примыкавшие к селению Карино, появление которого следует связывать с наделением не ранее 1462 г. Иваном III некоего Кара-бека – выходца из Ногайской орды – поместьем неподалеку от города Вятки и устья Чепцы5. Согласно сохранившимся копиям грамот Василия III6 и Ивана IV7, адресованных потомкам Кара-бека, следует, что категорию зависимого населения последние должны были формировать самостоятельно, призывая «охочих людей» из «зарубежья» на свои земли. Более чем вероятно, что и Иван III, наделяя Кара-бека поместьем, предписывал ему делать то же самое. В условиях того времени «зарубежьем» являлась территория Казанского ханства, одна из провинций которого, известная по русским источникам как Арская сторона и населенная преимущественно удмуртами, граничила непосредственно с Вятской землей. Изучение характера расселения удмуртов в период Средневековья показало, что в конце XV – начале XVI в. основу зависимого от каринских князей населения составили удмурты – выходцы из районов нижней Вятки, – принадлежавшие к родам Чабья, Чола, Сюра, Дурга, а также бесермяне, проживавшие до этого в нижнем Прикамье8.

Изначально территория будущего Каринского стана была небольшой и ограничивалась окрестностями Карино (< удм. Карагурт, т. е. «селение, [основанное человеком по имени] Кара»; тат. Нократ, т. е. «Вятское» < тат. Нократ «р. Вятка»). Однако уже в самом начале XVI в. происходит существенное расширение его пределов. Из грамот, выданных каринским князьям, известно, что на Вятке в проведении нового повсеместного описания (1495–1505 гг.) в 1503–1504 гг. участвовал писец Григорий Коробьин, который, по-видимому, по его окончании произвел раздел фактически не заселенного бассейна Чепцы по течению Бахтыевой (около современного с. Балезина Удмуртской Республики) между представителями различных ветвей разросшегося к тому времени рода Кара-бека. Одна группа его потомков получила на оброк земли «с усть Чепцы реки да до Бахтыевы», а другая – «реку Чепцу от Бахтыевы реки вверх до Чепецкого верховья»9. Именно с Иваном III составитель шеджере (родословной) каринских татар связывал пожалование своих предков землями по Чепце «от истоков ее до устья»10.

О следующем общегосударственном описании на Вятке (1538–1547 гг.) упоминается в жалованной грамоте Ивана IV, выданной в октябре 1546 г. жителям Шестаковского городка. В ней, в частности, сообщается,  что после «больших писцов» вновь поставленные деревни

_______________

* Так, к началу работы по переводу переписей в электронный формат у микрофильма, содержащего текст Ландратской переписи по удмуртским сотням Арской дороги, отсутствовало несколько десятков кадров. Необходимо также отметить, что при последнем нашем посещении РГАДА летом 2008 г. оригинал переписной книги в читальный зал уже не выдавался. Объяснялось это тем, что он находится на реставрации, хотя еще зимой 2007 г. документ был в хорошем состоянии и мы имели возможность с ним работать.


– III –

и починки в Слободском уезде описывал подьячий Хомяк11. Учитывая, что г. Шестаков возник около 1543 г.12, уже после переписи Хомяка, можно сделать вывод, что «большое письмо» на Вятке было проведено между 1538 и 1542 гг. (П. Н. Луппов в одной из своих работ указывает 1540 г.13). По-видимому, это описание не затронуло Каринский стан и его население, находившееся до реформы 1583–1588 гг. в ведении каринских арских князей, пользовавшихся иммунитетными правами. Косвенным подтверждением данного вывода может служить копия грамоты 1551 г., в которой сообщается, что «вверху Чепцы реки» еще со времен Василия III проживали удмурты – «неписьменные люди»14. Впрочем, учитывая политику Ивана IV, которую он стал проводить с середины XVI в. по отношению к иммунистам15, можно предположить, что территория Каринского стана была вместе с другими вятскими землями описана в конце 1570-х гг. Никитой Яхонтовым и Богданом Григорьевым, однако данное описание, как и ряд последующих, не сохранилось. По упоминанию в грамоте царя Федора Ивановича, датированной 1595 г., известно, что в 1589/90 г. московские писцы Богдан и Савва Григорьевы описали все уезды и города Вятской земли. Наконец, в конце XVI в. на Вятке были составлены не дошедшие до нас дозорные книги Василия Овцына, которые, как следует из материалов сохранившегося описания Каринского стана 1615 г., к этому времени были уже утрачены («...прежнего дозору Василья Овцына книг и сотные грамоты на Вятке нет»16). В 1629 г. было проведено последнее писцовое описание Каринского стана. Начиная с 1646 г. и до введения при Петре I ревизского учета населения на территории Каринского стана, как и по всей стране, проводились так называемые «подворные переписи»: соответственно в 1646, 1678, 1710 и 1717 гг.

Кроме материалов указанных переписей, мы располагаем составленной в 1662 г. Иванисом Михайловичем Кайсаровым дозорной книгой приставных дворов в Каринской и Верхочепецкой волостях (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 54, л. 205–263 об.), опубликованной в подготовленном П. Н. Лупповым сборнике документов17. Также известно, что, помимо общегосударственных подворных переписей в 1654 г. писцом Тимофеем Федоровичем Карауловым была проведена генеральная перепись дворов по всей Вятской области. Материалами этой переписи еще в начале XIX в. пользовался А. И. Вештомов, работая над «Историей вятчан»18. Однако сведений по Каринскому стану в ней, по всей видимости, не содержалось: в опубликованных исследователем сводных данных этой переписи информация, относящаяся к Каринскому стану, отсутствует. Сам А. И. Вештомов полагал, что удмурты впервые были переписаны лишь в 1717 г.19 Попытки П. Н. Луппова разыскать переписные книги, составленные Т. Ф. Карауловым, не увенчались успехом20.

Историю проведения поземельных описаний и подворных переписей на территории Арской дороги, часть которой, где было сосредоточено удмуртское население, именовалась в начале XVIII в. «Вотской дорогой»21, целесообразно начать с рассмотрения происхождения самого административного термина дорога. В XX в. в региональной историографии получило широкое распространение представление о делении территории Казанского ханства на пять даруг (Арскую, Алатскую, Галицкую, Зюрейскую, или Чювашскую, и Ногайскую), которое впоследствии якобы было унаследовано русской администрацией Казанского края, адаптировавшей казанско-татарский административно-территориальный термин даруга в его русский эквивалент дорога, случайно совпавший по звучанию с собственно русским словом дорога (путь). Истоки данной точки зрения, наиболее развернуто представленной в исследовании М. Г. Худякова «Очерки по истории Казанского ханства»22, благодаря которому она, собственно, и приобрела свою популярность, уходят корнями к краткому замечанию Д. А. Корсакова – редактора 4–6-го выпусков XVIII тома «Известий Общества археологии, истории и этнографии». Во вводной статье он, говоря о научном значении публикуемых материалов, указывал, в частности, что «Список алфавитный Казанской провинции дворянам и прочим владельцам (1771–1773)» сообщает в числе прочих «интересные исторические данные» об административном разделении «Казанской провинции на пять дорог (правильнее даруг = округов)», сохранившегося   «еще   от    времени   Казанского   татарского   царства»23.  В   сноске   им

– IV –

приводится следующее пояснение: «Даруга – слово монгольское = правитель. Монголо-татарские улусы разделялись на округа, подчиненные даругам. Слово «даруга», при русском владычестве, стало отождествляться с дорогой, т. е. путем, который вел от Казани в тот или другой округ Казанского улуса» (курсив Д. А. Корсакова. – В.Ч.).

Иными словами, распространенный, ставший уже «историографической традицией» взгляд на внутреннее территориальное деление Казанского ханства основывается исключительно на убеждении, что название административной должности даруга непременно должно было переноситься и на основные территориальные подразделения Золотой Орды и государств, образовавшихся в ходе ее распада. Между тем нет ни одного исторического источника, в котором бы слово даруга конкретно употреблялось в значении административно-территориальной единицы. Во всех случаях этим термином (вариант даруга-бек) обозначаются исключительно чиновничьи должности, причем, судя по встречающимся выражениям типа «даруга-беки внутренних и внешних городов», «даруга-беки внутренних селений и городов» или «волосные и городные, и селные дороги», он использовался в Золотой Орде и государствах, возникших впоследствии на ее территории, для обозначения должностных лиц самого различного ранга. Собственно в Казанском ханстве, исходя из данных сохранившихся ярлыков ханов Ибрагима (между 1467–1479 гг., копия XVII в.)24 и Сахиб-Гирая (1523 г., оригинал)25, обнаруженных соответственно в 1963 и 1912 гг., в ханской канцелярии, как следует из выражения «…и всем казанским вилайетам…» ярлыка Сахиб-Гирая и термина илагалары (мн. ч. от илага «староста иля») ярлыка Ибрагима, которому, кстати, соответствует южноудмуртский термин эльйыр – «сотник» (букв. «глава эля»), основные провинции ханства обозначались арабским термином вилайет «область», а более мелкие территориальные подразделения термином эль (> тат. «ил»).

Следует отметить, что в современных Казанскому ханству русских источниках (летописях и грамотах) его составные части называются, как правило, сторонами, причем перечисляются лишь четыре: Горная, Луговая, Побережная, или Ногайская, и Арская. Употребление в отношении некоторых из них термина четверть – Арская четверть, Ногайская четверть26 указывает, что основная территория ханства в административном отношении делилась только на эти четыре провинции. Термин дорога в значении территориальной единицы применительно к Среднему Поволжью в русских источниках появляется лишь после ликвидации в 1552 г. Казанского ханства как самостоятельного государства. Ссылка казанского исследователя Д. М. Исхакова на русский перевод послания от 1551 г. детей ногайского хана Юсуфа – Юнуса и Али, – адресованного Ивану Грозному, как на свидетельство того, что «деление на «даруги» существовало уже в период Казанского ханства»27, базируется, на наш взгляд, на ошибочной интерпретации информации, содержащейся в документе. Перечисленные в послании дороги не являются подразделениями Казанского ханства, а указывают на предполагаемый путь движения союзного войска: русские должны были, выйдя из судов на правый берег Камы возле Лаишева перевоза (около совр. Лаишева), следовать далее по трем дорогам: Ногайской, направлявшейся из Казани через Лаишев перевоз в Ногайскую степь, Окречьской, которая вела либо к селению Укреч Култук (совр. Лаишевский р-н Республики Татарстан), либо к селению Угречь (совр. Пестречинский р-н Республики Татарстан) и Якийской, шедшей, вероятно, к селению Аки (под Казанью). Сами ногайцы должны были переправиться через Каму выше по ее течению у Чаллыева перевоза (около совр. г. Чистополя, где в р. Каму справа впадает р. Берсут, на берегу которой некогда стоял «город Чаллы») и, двигаясь по Арской дороге, сжечь «остроги и крепости».

Из вышесказанного очевидно, что убедительно объяснить происхождение русского административно-территориального термина дорога его заимствованием из тюркских языков не представляется возможным. На наш взгляд, версия о связи интересующего нас термина непосредственно с русским апеллятивом дорога в значении «путь», отвергнутая Д. А. Корсаковым, является самой правдоподобной и снимает все дополнительные вопросы (в частности, свидетельствует ли наличие в переписных книгах особой Галицкой дороги в пользу того, что Галичь Мерский некогда был одним из центров Казанского ханства). Именно к такому выводу пришел другой казанский исследователь И. П. Ермолаев, изучая становление системы управления Казанским краем, присоединенным к Русскому государству и лишенным вследствие подавления многочисленных восстаний второй половины   XVI в.   каких-либо   собственных   политико-управленческих   институтов.  Он

– V –

заметил, что «дороги как территориально-административные единицы возникли, по-видимому, из дорог как транспортно-географических понятий»28. Этому главным образом способствовало то, что при первых описаниях завоеванных земель писцы ориентировали селения относительно наиболее крупных путей сообщения, выходящих из Казани (отсюда и некоторая сбивчивость в отнесении отдельных селений к той или иной дороге, а также их характерная форма в виде вытянутых треугольников, острые углы которых направлены в сторону Казани). В результате такой практики, по мнению И. П. Ермолаева, «наиболее важные транспортные магистрали начинают одновременно иметь административный смысл»29.

Вывод, к которому пришел ученый, оказался не замеченным в кругу его коллег, хотя в пользу того, что административно-территориальный термин дорога по происхождению является собственно русским свидетельствуют и другие доказательства. Прежде всего, это передача русского термина дорога в соответствующих географических названиях татарским словом юл «путь», например Арча юлы (Арская дорога), Алат юлы (Алатская дорога) и т. д.30 Административное деление Башкирии XVIII в. также подтверждает эту мысль, причем наиболее убедительно. В то время она состояла из четырех провинций-дорог: Казанской, Осинской, Сибирской и Ногайской, – безусловно, получивших свои названия от нименований крупных путей сообщения, выходивших из Уфы. Следует отметить, что приобретение русским словом дорога = путь специального значения для обозначения территориальной единицы не является чем-то уникальным. Достаточно вспомнить, что в Средние века подобная полисемия была свойственна и скандинавскому словау vegr – «путь»: Austrvegr – «Восточный путь = Прибалтика», Sothvegar – «Южный путь = Германия», а также сохранившееся до наших дней название Норвегии, восходящее к древненорвежскому Norvegr – «Северный путь».

Известно о нескольких писцовых описаниях и подворных переписях возникшего на территории бывшего Казанского ханства Казанского уезда, в состав которого входила начавшая оформляться (sic!) лишь во второй половине XVI в. Арская дорога. По-видимому, первая перепись населения края была предпринята сразу после присоединения Казани к Русскому государству, однако ее материалы не сохранились. Лишь в единственном источнике – «Сказании о царстве Казанском» – первая редакция которого датирована периодом 1562–1564 гг., сказано, что перепись «черемисы», под коей подразумевалось все нетатарское население бывшего ханства, выявила 93 075 «оставшихся от воевания живых»31. В 1565–1568 гг. было произведено писцовое описание присоединенных земель, но в дошедших до нас документах информация об удмуртских селениях отсутствует. В 1602–1603 гг. писец Иван Болтин описал часть земель нерусского служилого и ясачного населения Казанского уезда, в том числе проживавшего по Арской дороге. При этом территорию расселения удмуртов он, очевидно, не посетил32.

Результатами общегосударственного писцового описания 20-х гг. XVII в., по-видимому, воспользовались составители Разрядной книги 1631 г., в которой указывается, что в Казанском уезде «вотяцких ясашных людей 983 дворы»33. В данном случае речь идет о так называемой завятской группе удмуртов, входившей на рубеже XVII–XVIII вв. в сотню, которую возглавлял удмурт Досмякейко Байгозин, а потом его сын Ямайко. Отдельные материалы по Казанскому уезду сохранились в общегосударственной подворной переписи 1646–1648 гг. и в последовавшем сразу за ней писцовом описании Казанского уезда 1647–1656 гг. Однако в них не нашли отражения данные об удмуртских сотнях Арской дороги. В полевых книгах писцового описания имеются сведения лишь по 1654 г., относящиеся к селениям «Сарапульского уезда». Некоторые из них (д. Докша, с. Никольское (Березовка), д. Патракова) значатся согласно Ландратской переписи 1716 г. в числе населенных пунктов сотни Проньки Янмурзина34.

В Указе, изданном 9 марта 1685 г., «великий государь указал писцам писать в городех, которые ведомы в Приказе Казанского дворца, мордовские, черемисские и чувашские деревни, и в тех деревнях мордву, и черемису, и чувашу, и вотяков»35. Писцы должны были

– VI –

перечислить ясашных крестьян «по именом», с указанием, «что [имеется] в которых деревнях, и починках, и на пустошах, и на селищах, и на займищах … також и бортничьих, и нежилых дворов…». Требовалось также отметить, куда и кто именно выбыл из пустых дворов, «сколько под кем пашни было и бортных угодьев, и всяких угодей, и по скольку с них сходило в год в казну великого государя денег, и хлеба, и меду, и всяких доходов…». Если покинутые земли находились в чьем-либо пользовании, писцам следовало выяснить, «кто владеет, и почему владеет, и с тех земель и со всяких угодей в казну великого государя оброк по вся годы платят ли».

Начавшаяся русско-турецкая война приостановила проведение переписи. Попытка возобновить ее в 1688 г. закончилась отменой 30 марта 1688 г. Указа от 12 марта того же года, предписывавшего вновь начать прерванное описание36.

Из наказов Петра I, регулировавших проведение Ландратской переписи в Казанском уезде, известно, что нерусское ясашное и служилое население уезда переписывалось в 1700 и в 1710–1711 гг.37, но материалы этих переписей, по крайней мере, относящиеся к Арской дороге, очевидно, были утрачены. Впрочем, писцы, осуществлявшие Ландратскую перепись, следуя полученным инструкциям, предваряли описание каждого населенного пункта и каждого его двора итоговой справкой по переписи 1710–1711 гг. и редко 1700 г., поэтому представляется возможным весьма точно восстановить сведения, полученные в ходе проведения на интересующей нас территории общегосударственной переписи начала XVIII в. Необходимо также заметить, что постоянное сопоставление писцами данных переписи 1716 г. с материалами переписи 1710–1711 гг. позволяет сделать вывод, что за это время каких-либо изменений в административном делении удмуртской части («Вотской дороги») Арской дороги не произошло. Единственное, на что обращают внимание составители переписной книги 1716 г., – это смена сотников: «сотня вотяка Ямайки Досмякеева, что была отца ево Досмякейки Байгозина», «сотня вотяка Тохтарки Иванова, что была крестьянина Обросима Плеханова», «сотня татарина Бегашка Ямеева, что была вотяка Янтуганки Матвеева»38.

* * *

Дозор 1615* года. Экономический упадок начала XVII в., вызванный событиями Смутного времени, сокращение налоговых поступлений в казну, неоднократное взимание в течение короткого срока чрезвычайной подати – пятинных денег, заставило царское правительство задуматься о необходимости выяснения платежеспособности населения. В этих целях в период с 1614 по 1616 г. по всему государству были проведены дозоры. Материалы «письма и дозора» 1615 г. по Каринскому стану являются наиболее ранними из сохранившихся описаний данной территории. Часть из них впервые была опубликована А. А. Спицыным в 1886 г. на страницах «Календаря Вятской губернии на 1887 г.»39 Причем подлинник дозорной книги, хранившийся в то время в московском архиве Министерства юстиции под шифром К 1030, которым пользовался исследователь, как позднее установил П. Н. Луппов, был неполным: в нем не хватало описаний удмуртских селений, расположенных в верховьях Чепцы (дд. Малая Игра, Узга, Малая Ворча, Малая Порга, займище на Гордынском городище, погост, что было займище Сакреево да Муино). Восполнить утрату удалось благодаря выявленному П. Н. Лупповым в рукописном собрании Ленинградской библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина позднему списку (XVIII в.) с дозорной книги (РНБ Q.IV.256)40. Восстановленный текст документа полностью впервые был опубликован в подготовленном П. Н. Лупповым сборнике «Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков» (Ижевск, 1958. С. 179–190). В настоящее время «Список с дозорных книг воевод князя Федора Андреевича Звенигородского, да Василия Терентьевича Жемчужникова, да дьяка Михаила Ординцова» находится в подлинной, за скрепой князя Ф. А. Звенигородского, «Дозорной книге монастырских вотчин и оброчных лавок, пожень, кузниц, рыбных ловель на посаде и в уездах вятских городов письма и дозора воевод кн. Ф. А. Звенигородского, В. Т. Жемчужникова и дьяка М. Ординцова» (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 1030, л. 505–530 об.)41. В материалах дозора отражен этнический состав населения территории, охваченной переписью (отдельно описываются владения каринских татар и совместно удмуртов и бесермян), указывается количество дворов в каждом селении и имена дворохозяев. В отношении каждого населенного пункта приводятся размеры его пахотных и сенокосных угодий, а также исчисление вытей**. В административном отношении  Каринский стан  переписчики подразделяли на собственно

_______________

   * Здесь и далее указан год проведения переписи на интересующей нас территории.

** Выть – мелкая податно-платежная единица. На выти расписывалась пахотная земля с угодьями, и по вытям раскладывался платеж податей.


– VII –

Каринскую волость и территорию, обозначенную как «верх Чепцы».

В настоящем издании недостающий в фотокопии подлинника отрывок воспроизводится по публикации П. Н. Луппова.

Писцовое описание 1629 года. С 1621 по 1624 г. было проведено новое «валовое письмо», но в отдельных регионах, в том числе и на Вятке, мероприятия, связанные с описанием земель и населения, продолжались фактически до 1631 г. В 1917 г. во втором томе «Актов писцового дела» С. Б. Веселовским был опубликован наказ царского правительства писцам Афанасию Толочанову и подьячему Андрею Иевлеву о составлении писцовой книги по Каринскому стану Хлыновского уезда, вошедший в сборник «Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков» (Ижевск, 1958. С. 357–359). В конце 20-х гг. XX столетия П. Н. Луппову удалось в фонде «Приказные дела старых лет» Древлехранилища Московского отделения Центрального исторического архива обнаружить выписку из вятских писцовых книг 1629 г. «письма и меры Афанасья Толочанова и Андрея Иевлева», в которой приводились итоговые данные о количестве населенных пунктов различных этнических групп (отдельно каринские татары и удмурты с бесермянами) в Каринском стане Хлыновского уезда, общем количестве пашни и размере податей (РГАДА, ф. 141, 1694 г., д. 65). Выписка была сделана в Новгородском приказе в 1694 г. в связи с челобитьем чепецких и верхочепецких удмуртов, отстаивавших прежнее решение царской администрации от 1588 г. об отводе их в платежах и несении других повинностей от каринских князей42. Отдельные сведения из указанного исторического источника П. Н. Луппов впервые приводит в статье «Северные удмурты в 16–17 веках»43. Полностью его текст был опубликован в сборнике «Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков» (Ижевск, 1958. С. 195–196). Помимо данной выписки, сохранился неизвестный П. Н. Луппову и еще не введенный в научный оборот список без скреп «слово в слово» с подлинной писцовой книги Каринского стана 1629 г., сделанный не ранее 1635 г. по просьбе каринского целовальника Куземки Ачкеева (см. д. Круглая по переписи 1646 г.). В настоящее время этот список находится в «Выписи из писцовых книг 137 (1628/29) г. письма и меры Афанасия Михайловича Толочанова и подьячего Андрея Иевлева на оброчные места в Хлыновском, Орловском и Котельническом уездах» (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 39, л. 581–613 об.)44. В документе отдельно учтены селения каринских татар и удмуртов с бесермянами, в каждом из них зафиксированы имена дворохозяев. У всех населенных пунктов, число которых заметно увеличилось, в особенности в верхнем течении Чепцы, указаны размеры пахотной земли и сенокосных угодий, а также исчисление вытей. Как и в дозорной книге 1615 г., писцы разделяют Каринский стан на Каринскую волость и район «верх Чепцы».

В настоящем издании представлен царский наказ о проведении описания, выпись из Новгородского приказа по публикации П. Н. Луппова, а также выдержки из списка с писцовой книги 1629 г.

Подворная перепись 1646 года. Первая в России общегосударственная подворная перепись была проведена в 1646–1648 гг. Основная ее задача заключалась в регистрации тяглых дворов и проживавших в них лиц мужского пола. Материалы подворной переписи, осуществленной в Каринском стане в 1646 г., вошли в подлинную, за скрепами В. П. Отяева и подьячего С. Ищеина, «Переписную книгу гор. Хлынова с уездом переписи жильца Василия Петровича Отяева и подьячего Саввы Ищеина» (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 519, л. 491–630 об.)45. Впервые об этом историческом источнике сообщается в вышедшем в 1869 г. первом томе «Описания документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции»46. В научный оборот материалы переписи по Каринскому стану были введены П. Н. Лупповым, который имел возможность ознакомиться с содержанием переписной книги в 1926 г. во время работы с фондами Древлехранилища Московского отделения Центрального исторического архива. Первый раз данные подворной переписи 1646 г. были использованы исследователем в статьях «Удмурты Вятской земли в 17 веке»47 и  «Северные удмурты в 16–17 веках»48.

– VIII –

Полностью текст переписи, относящийся к территории Каринского стана, впервые был опубликован в сборнике П. Н. Луппова «Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков» (Ижевск, 1958. С. 207–246). В отличие от предыдущих валовых описаний перепись 1646 г. являлась, как уже указывалось выше, подворной. В каждом дворе были учтены все лица мужского пола, причем возраст указывался только у неженатых. В административном отношении Каринский стан подразделялся на Каринскую волость и Верхочепецкий стан (волость). В фонде Поместного приказа Российского государственного архива древних актов, помимо подлинной переписной книги 1646 г., хранятся также четыре копии XVIII в., содержащие сведения по Каринскому стану: копия за справами канцеляристов Макара Иванова и Алексея Попова (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, кн. 905, л. 572–648 об.); копия за скрепами секретаря Алексея Молчанова и канцеляриста Ивана Малафеева (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 51, л. 482–556 об.); копия за скрепами секретаря Ивана Шестакова и канцеляриста Петра Зубринского (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 52, л. 491 об. – 565 об.); копия за скрепами актуариуса Павла Погуткина и подканцеляриста Василия Полянского (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 50, л. 77 об. – 118 об.)49.

В настоящем издании текст переписной книги 1646 г. воспроизводится по фотокопии подлинника.

Подворная перепись 1678 года. Описание 1676–1678 гг. было последней общегосударственной переписью XVII столетия и второй подворной, данные которой были использованы после Указа Петра I от 5 сентября 1679 г. для введения изначально в качестве временной меры («впредь до валовых писцов») подворного налогообложения. Но вследствие провала в середине 80-х гг. XVII в. мероприятий по организации нового писцового описания, чему в немалой степени способствовали приготовления к Крымским походам, подворное обложение прочно вошло в практику Московского государства50. Перепись тяглого населения Каринского стана была произведена в 1678 г. писцом М. П. Воейковым и подьячим Ф. Прокофьевым. Подлинник «Переписной книги городов Орлова, Котельнича, Слободского и Шестакова с уездами, земель и угодий татар, чепецких «бесерменов и отяков» Хлыновского уезда переписи Михаила Петровича Воейкова и подьячего Федора Прокофьева» за их скрепами (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 339, л. 516–847)51 был учтен в первом томе «Описания документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции» (1869 г.)52. В 1926 г. во время научной работы в Древлехранилище Московского отделения Центрального исторического архива с переписной книгой ознакомился П. Н. Луппов. Материалы этого документа, относящиеся к Каринскому стану, впервые были использованы исследователем в статьях «Удмурты Вятской земли в 17 веке»53 и «Северные удмурты в 16–17 веках»54, а также в работе «Северные удмурты в конце XVII века (опыт изучения переписной книги 1678 г.)»55, в которой в Приложении были опубликованы извлечения, относящиеся к д. Глазовой и поч. Шаркан. Полный текст переписи по Каринскому стану впервые был издан в подготовленном П. Н. Лупповым сборнике документов (Ижевск, 1958. С. 263–329). Исследователь справедливо полагал, что данная перепись «является лучшей, наиболее исправно [произведенной] из всех сохранившихся переписей удмуртов XVII века… По всей этой территории были зарегистрированы все народности, проживавшие на ней: удмурты, татары, бесермяне (или чуваши) и русские, учитывалось все наличное мужское население, их семейное положение и на основании устных показаний домохозяев устанавливался возраст всех неженатых лиц мужского пола»56. В административном отношении писцами зафиксированы четыре части Каринского стана: собственно Каринская волость; область Закаринье, где на землях каринских татар, бесермян и удмуртов проживали на правах половников или кортомщиков русские люди; территория «чепецких бесермян и отяков» и, наконец, район расселения «верхочепецких отяков».

– IX –

Помимо подлинника переписной книги, сохранились следующие ее списки и копии, содержащие описание Каринского стана: список не позднее 1683 г. за скрепой дьяка Павла [Прокофья] Симонова (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 70, л. 615 об. – 774 об.); копия XVIII в. за скрепами секретарей Ивана Шестакова, Ивана Бушуева и Саввы Плотникова (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 45, л. 867 об. – 998 об.); копия XVIII в. за скрепами актуариуса в должности секретаря Павла Погуткина и подканцеляриста Прокофия Шмелева (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 58, л. 138 об. – 237); копия XVIII в. за скрепой асессора Михаила Кудрявцева и подканцеляриста Прокофия Шмелева (РГАДА, ф. 1209, оп. 1, ч. 3, кн. 64, л. 127–200)57.

В настоящем издании текст переписи, относящийся к территории Каринского стана, передается по фотокопии подлинной переписной книги 1678 г.

Подворная перепись 1710 года. Хотя материалы переписи 1710 г. не включены нами в настоящее издание (в данный момент мы не располагаем археографически обработанным текстом), тем не менее считаем необходимым привести здесь некоторые сведения о переписной книге Каринской волости (стана), составленной стольником Степаном Даниловичем Траханиотовым в 1710 г., в период проведения очередного «валового письма». Впервые об этом историческом источнике сообщает П. Н. Луппов в статье «Северные удмурты в 16–17 веках», опубликованной в 1931 г.58 В то время переписная книга находилась в Древлехранилище Московского отделения Центрального исторического архива в фонде «Писцовые и переписные книги» и значилась под № 1034. В статье «Переписные книги северных удмуртов Вятской земли в начале XVIII века» П. Н. Луппов дал более подробный анализ этого документа59. Последний содержит именные подворные перечни лиц, проживавших в пределах Каринской волости, причем в административном отношении сама Каринская волость подразделялась на семь долей: татарскую, бесермянскую и пять удмуртских. Сравнив данные этой переписи с материалами Ландратской переписи по Каринскому стану 1717 г. (см. ниже), П. Н. Луппов обнаружил значительное количество несовпадений. Это позволило ему сделать, как нам представляется, излишне категоричное заключение о данных, полученных в ходе проведения переписей 1710 и 1717 гг., которые «по своей неясности не могут считаться достаточным источником сведений о расселении северных удмуртов в начале XVIII в.»60.

Подлинная «Переписная книга деревень вотяков и татар Каринской волости и Чепецкого стана Вятского уезда переписи С. Д. Траханиотова» хранится в РГАДА (ф. 1209, оп. 1, ч. 1, кн. 1034).

Подворная (Ландратская) перепись 1716–1717 годов. По сравнению с переписью 1676–1678 гг. перепись, проведенная в России в 1710 г., выявила существенное сокращение количества дворов (на 19,5 %) – основной единицы налогообложения – и была признана Петром I неудовлетворительной, вследствие чего сбор податей по его указу осуществлялся согласно данным переписи 1678 г. Практически одновременно с этим решением началась подготовка новой переписи, которая была осуществлена преимущественно в 1715–1717 гг. Она отличалась от предыдущих большей информативностью: требовалось фиксировать лиц обоих полов, указывать их возраст, отмечать случаи заболевания, а также все факты отлучек податного населения с пояснениями их причин. Что особенно важно, данные приводились в сопоставлении с результатами некоторых предыдущих переписей. В отношении интересующего нас региона мы располагаем материалами Ландратской переписи как по удмуртским долям Каринского стана Вятского воеводства, так и по удмуртским сотням Арской дороги Казанского уезда. Это обстоятельство особенно ценно, так как позволяет представить общую картину расселения удмуртов, а также других народов, проживавших на территории указанных административных единиц, на конкретную хронологическую дату.

Поскольку рассмотренные нами документы, связанные с проведением переписей XVII – начала XVIII в., относятся исключительно к Каринскому стану, поэтому обратимся сначала к материалам Ландратской переписи, собранным на его территории, где учет податного населения был произведен в 1717 г. ландратом Иваном Мироновичем Кологривовым. Первым на составленную им переписную книгу, находившуюся в то  время

– X –

на Вятке, обратил внимание А. И. Вештомов, который, как уже говорилось выше, полагал, что в ходе проведения Ландратской переписи удмурты были «первый раз переписаны» и тем самым отнесены «к числу подданных России»61. При этом А. И. Вештомов, не зная имени второго ландрата, считал, что проведением переписи в Каринском стане занимался князь Яков Иванович Вяземский. Однако во втором томе «Описания документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции» (1872 г.), составленном уже после распоряжения Министерства юстиции от 3 декабря 1866 г., которым предписывалось дела различных упраздненных судебных мест сдать в архив ведомства, под шифром К 1101 значится «Подлинная переписная книга вотяцких дворов и людей в Каринской волости и Чепецком стане, переписи ландрата Ивана Мироновича Кологривова»62. По современным описям РГАДА, материалы Я. И. Вяземского, описавшего города Хлынов, Орлов и Котельнич с уездами (ф. 214, оп.1, д. 1595), и И. М. Кологривого (ф. 1209, оп. 1, кн. 1101) составляют разные единицы хранения, но, возможно, когда с переписными книгами 1717 г. на Вятке работал А. И. Вештомов, они являлись частями одного дела, по причине чего, очевидно, исследователь и мог указать Я. И. Вяземского в качестве переписчика Каринского стана.

При подготовке настоящего издания мы не смогли ознакомиться с содержанием указанной подлинной переписной книги И. М. Кологривова. На наш запрос был получен ответ: «Дело никому не выдано, не сдано на реставрацию, но его нет и на месте». Как долго оно отсутствует на своем «месте», пока сказать сложно. Во всяком случае уже П. Н. Луппов во второй половине 20-х гг. XX столетия работал со списком интересующего нас документа, хранившимся в то время в Древлехранилище Московского отделения Центрального исторического архива в «фонде упраздненных учреждений Вятской губ. по 7 описи в связке»63. По всей видимости, этим списком является «Cписок с переписных книг 717-го году переписи лантрата Ивана Мироновича Кологривово Карынской волости отяцких деревень»,* который «с подлинными книгами смотрел Трофим Матушкин», а скрепил «Илья Озеров» (РГАДА, ф. 350, оп. 1, д. 371). На примере переписи 1710 г. мы уже видели, какую оценку П. Н. Луппов дал переписи 1717 г.64 Позднее, в 1940 г., в статье «Удмуртские «доли» в 17 и 18 веках»65 он счел необходимым привести сводные данные этой переписи об общем в каждой доле числе селений, количестве в них дворов и людей.

В отличие от полного текста (ср. ниже характер переписи 1716 г. по Арской дороге), в списке были зафиксированы лишь дворы с проживавшими в них лицами мужского пола с указанием возраста. Представители женского пола были записаны только у русского населения. Каринский стан в той части, которая была населена удмуртами, делился на доли: Каринскую первую и вторую, Чепецкую нижнюю и верхнюю и Верхочепецкую пятую.

В 1715 г. указом Сената в Казань повелевалось провести в уезде подворный учет как русских жителей, так и нехристианских народов: служилых и неслужилых татар, мордвы, марийцев и прочих «для подлинного известия, сколько в которой губернии дворов и в них мужескаго полу людей, и за ними крестьянских дворов, и в них людей же». В соответствии с этим указом казанскому ландрату Данилу Варыпаеву было поручено проехать по Арской дороге по той ее части, что именуется в источнике «Вотской дорогой», и переписать «ясашных крестьян, и новокрещенов, и вотяков и татар, и черемису». Для сопоставления и выявления предполагаемой прибыли населения или, наоборот, запустения Д. Варыпаеву были выданы копии с переписных книг 1710–1711 гг.

Результатом деятельности Д. Варыпаева стала «Книга переписная ясачных крестьян… Арской дороги» (РГАДА, ф. 350, оп. 1, д. 147), подлинность которой подтверждается скрепой «Данило Варыпаев». В научный оборот материалы этой переписи были введены относительно поздно. В 1976 г. впервые в статье «Численность и расселение удмуртов в XVIII в.»66 М. В. Гришкина представила общую характеристику этого источника, а также привела итоговые данные по каждому селению всех шести удмуртских сотен Арской дороги**.

_______________

   * Название по описи: «Книга переписная крестьян, половников, кортомщиков Каринской волости…».

** К сожалению, в этой публикации был изменен порядок следования описаний сотен в переписной книге, а у двух из них перепутаны названия: вместо «сотня Токбулатки Рысова» указано «сотня Андрюшки Байтемирова» и наоборот.


– XI –

Для указанной территории, которая охватывает современные центральные и южные районы Удмуртии и часть прилегающих к ним районов Кировской области и Республики Татарстан, переписная книга 1716 г. единственный подобного рода источник, дошедший до наших дней: более ранние писцовые и переписные книги, по-видимому, безвозвратно утрачены. Это придает данному уникальному документу особую значимость. Благодаря ему мы имеем определенный, достаточно интересный и детализированный срез жизни удмуртского общества первой четверти XVIII в. Книга фиксирует изменения, которые произошли в демографической и экономической сфере за 5 лет, отделяющих Ландратскую перепись 1716 г. от подворной переписи 1710–1711 гг.: детально сообщается, как изменился состав жилых дворов, кто, когда и по каким причинам умер, кто и когда, нередко и куда бежал, кто и вследствие каких причин «ходит по миру»; в отношении женщин часто сообщается, кто из них, куда, когда и за кого были выданы замуж. Столь же детально и даже более тщательно анализируются причины запустения дворов.

Сохранившиеся в составе подлинной переписной книги материалы Ландратской переписи 1716 г. по удмуртским сотням Арской дороги Казанского уезда, содержащие сведения о южной группе удмуртского этноса, вместе с данными списка переписной книги 1717 г. по Каринскому стану Вятского воеводства, где были сосредоточены северные удмурты, являются наиболее ранними письменными источниками статистического характера, охватывающими одновременно всю территорию современной Удмуртии. Они дают возможность изучить не только многие разделы демографической и социально-экономической истории края первой четверти XVIII в., но и позволяют извлечь из них богатейшую информацию по топонимии и антропонимии.

* * *

На основе данных Ландратской переписи 1716–1717 гг. нами была составлена карта размещения населенных пунктов удмуртских долей Каринского стана и удмуртских сотен Арской дороги на начало XVIII в. В результате ее изучения выявлено устойчивое территориальное размежевание селений различных удмуртских сотен Арской дороги, основным типом которых в тот период были деревни. Последнее обстоятельство указывает на давность освоения этой территории. Напротив, отсутствие четких границ (пожалуй, за исключением Нижнечепецкой доли, основным видом селений которой в начале XVIII в. также являлись деревни) у удмуртских долей Каринского стана и значительное число починков, в особенности в районе верхней Чепцы, указывают на относительно позднее освоение этого края удмуртами. Причем характер размещения населенных пунктов и их тип в районе соприкосновения территорий сотни Проньки Янмурзина и сотни Бегашки Ямеева с территорией Верхочепецкой пятой доли со всей очевидностью маркирует одно из направлений миграции удмуртов: вдоль течения Кильмези, Увы, Ижа и Вотки в бассейны Лозы, Иты и Чепцы. Размещение удмуртских селений двух Каринских долей в низовьях Чепцы, как уже указывалось выше, связано с появлением на Вятке не ранее 60-х гг. XV в. каринских князей, которые приглашали удмуртов и бесермян Казанского ханства на земли, пожалованные им русскими великими князьями. При этом освоение территории вдоль р. Косы (будущая Каринская вторая доля) выходцами из-под Карино происходило достаточно поздно: согласно подворной переписи 1678 г. все удмуртские селения этого района являлись «новоросчистными». Таким образом, картографирование удмуртских селений, существовавших на начало XVIII в., показывает, что этническая территория удмуртов, соответствующая их современному проживанию в Прикамье, в целом оформилась в XVII в., причем в занимаемые ими северные области они проникли в результате относительно поздней колонизации (вторая половина XV–XVII вв.).


– XII –

* * *

При подготовке текстов переписей к публикации соблюдались следующие правила. Все вышедшие из употребления буквы заменены буквами современного алфавита, употребление твердого и мягкого знаков соответствует нормам современного русского языка, при расстановке знаков препинания также учитывались нормы современного правописания, слова под титлом и идеограммы раскрываются без объявления, выносные буквы вставляются в строку, описки в виде повтора слов не воспроизводятся, пропуски не восстанавливаются, непрочитанные места обозначаются отточием, необходимые пояснения заключаются в квадратные скобки, числительные преимущественно передаются арабскими цифрами. Если компонент составного числительного переходит на следующий лист, между арабскими цифрами ставится знак «/» (например: дватцеть || пять = 2/5).

Для удобства восприятия названия населенных пунктов выделены, сплошной текст описания погостов, деревень, починков и займищ писцового дозора 1615 г. и подворных переписей 1646 и 1678 гг. разбит по дворам.

В качестве дополнительных материалов в настоящее издание включены извлечения из работ А. И. Вештомова «История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества…», А. А. Спицына «Земля и люди на Вятке в XVII ст.», а также ряд полнотекстовых статей П. Н. Луппова, в которых освещены вопросы изучения публикуемых документов. В целях ознакомления читателей с одной из версий расселения удмуртов в период, предшествовавший проведению писцовых описаний и подворных переписей, в дополнительные материалы включена статья В. С. Чуракова «Расселение удмуртов в Вятско-Камском регионе в X–XVI вв.», опубликованная в 2007 г. во втором выпуске научно-практического журнала «Иднакар» [режим доступа в Интернете: www.idnakar.ru].

В. С. Чураков



ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1 Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П. Н. Луппов. Ижевск, 1958. С. 179–330.

2 Луппов П. Н. Сборник документов по истории удмуртов Вятской земли XV–XVII вв. // Рукописный фонд Научно-отраслевого архива УИИЯЛ УрО РАН, оп. 2–Н, д. № 56, 57, 57а, 57б.

3 Луппов П. Н. Удмуртские «доли» в 17 и 18 веках: (Территориальная изолированность северных удмуртов) // Записки Удмуртского научно-исследовательского института истории, языка, литературы и фольклора при Совнаркоме Удмуртской АССР. Ижевск, 1940. Сб. 9: (Вопросы истории Удмуртии). С. 12.

4 Гришкина М. В. Численность и расселение удмуртов в XVIII веке // Вопросы этнографии Удмуртии. Ижевск, 1976. С. 124–133.

5 Чураков В. С. Об обстоятельствах появления каринских арских князей на Вятке // Урал – Алтай: через века в будущее. Уфа, 2005. С. 216–219.

6 Гришкина М. В. Служилое землевладение арских князей в Удмуртии XVI – первой половины XVIII веков // Проблемы аграрной истории Удмуртии. Ижевск, 1988. С. 35; Чураков В. С. Историко-генеалогический аспект арской проблемы // Историко-культурные аспекты развития полиэтничных регионов России. Саранск, 2006. С. 101–102.

7 Гришкина М. В. Служилое землевладение арских князей в Удмуртии XVI – первой половины XVIII веков // Проблемы аграрной истории Удмуртии. Ижевск, 1988. С. 37; Чураков В. С. Историко-генеалогический аспект арской проблемы // Историко-культурные аспекты развития полиэтничных регионов России. Саранск, 2006. С. 101–102.

8 Чураков В. С. Расселение удмуртов в Вятско-Камском регионе в X–XVI вв. // Иднакар: методы историко-культурной реконструкции. 2007. № 2. С. 79–100.

9 Чураков В. С. Историко-генеалогический аспект арской проблемы // Историко-культурные аспекты развития полиэтничных регионов России. Саранск, 2006. С. 98–99.

– XIII –

10 Усманов М. А. Татарские исторические источники XVII–XVIII вв. Казань, 1972. С. 183; Әхмәтҗанов М. И. Татар шәҗәрәләре. Казан, 1995. С. 12.

11 Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П. Н. Луппов. Ижевск, 1958. С. 351.

12 Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П. Н. Луппов. Ижевск, 1958. С. 352.

13 Луппов П. Н. Удмуртские «доли» в 17 и 18 веках: (Территориальная изолированность северных удмуртов) // Записки Удмуртского научно-исследовательского института истории, языка, литературы и фольклора при Совнаркоме Удмуртской АССР. Ижевск, 1940. Сб. 9: (Вопросы истории Удмуртии). С. 10.

14 Гришкина М. В. Служилое землевладение арских князей в Удмуртии XVI – первой половины XVIII веков // Проблемы аграрной истории Удмуртии. Ижевск, 1988. С. 39.

15 Каштанов С. М. Отмена тарханов в России в середине XVI в. // История СССР. 1986. № 6. С. 40–60.

16 Российский государственный архив древних актов, ф. 1209, оп. 1, ч. 1, д. 1030, л. 530.

17 Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П. Н. Луппов. Ижевск, 1958. С. 246–263. По неизвестным нам причинам П. Н. Луппов не указал имя составителя дозорной книги.

18 Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества, или с 1181 по 1781-й год чрез 600 лет. Сочиненная главного народного училища учителем исторических наук титулярным советником Александром Вештомовым в 1807 и 808-м годах. Казань, 1907. С. 84–89.

19 Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества, или с 1181 по 1781-й год чрез 600 лет. Сочиненная главного народного училища учителем исторических наук титулярным советником Александром Вештомовым в 1807 и 808-м годах. Казань, 1907. С. 126.

20 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. С. 114.

21 Российский государственный архив древних актов, ф. 350, оп. 1, д. 146, л. II об., 942, 945, 947 об., 948–948 об.

22 Худяков М. Г. Очерки истории Казанского ханства. Казань, 1923.

23 Корсаков Д. А. [Предисловие] // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. Казань, 1908. Т. 18, вып. 4–6. С. 4.

24 Muhamedyarov Sh., Vasari I. Two Kazan Tatar edicts (Ibrahim's and Sahib Girey's yarliks) // Between the Danube and Caucasus. Budapest, 1987. P. 183–184.

25 Muhamedyarov Sh., Vasari I. Two Kazan Tatar edicts (Ibrahim's and Sahib Girey's yarliks) // Between the Danube and Caucasus. Budapest, 1987. P. 192–194.

26 История Татарии в документах и материалах. М., 1937. С. 152.

27 Исхаков Д. М. К вопросу об этносоциальной структуре татарских ханств (на примере Казанского и Касимовского ханства XV – середины XVI вв.) // Панорама-форум. 1995. № 3. С. 100.

28 Ермолаев И. П. Среднее Поволжье во второй половине XVI–XVII вв.: (Управление Казанским краем). Казань, 1982. С. 62.

29 Ермолаев И. П. Среднее Поволжье во второй половине XVI–XVII вв.: (Управление Казанским краем). Казань, 1982. С. 62.

30 Ахметзянов М. И. О лексике татарских эпитафий XVII–XVIII вв. // Историко-лингвистический анализ старописьменных памятников. Казань, 1983. С. 78; Воззвания и переписка вожаков Пугачевского движения в Поволжье и Приуралье. Казань, 1988. С. 263, 352, 354, 371 (тат.); С. 95, 175, 177, 191 (перевод); Мәрҗани Ш. Б. Мөстәфадел-әхбар фи әхвали Казан вә Болгар (Казан hәм Болгар хәлләре турында файдаланылган хәбәрләр). Кыскартып төзелде. Казан, 1989. С. 219–220.

– XIV –

31 Сказание о царстве Казанском. М., 1959. С. 185.

32 Писцовая книга Казанского уезда 1602–1603 годов. Казань, 1978.

33 История Марийского края в документах и материалах. Йошкар-Ола, 1992. С. 106.

34 Писцовая книга Казанского уезда 1647–1656 годов. М., 2001. С. 392–407.

35 История Татарии в документах и материалах. М., 1937. С. 162.

36 Веселовский С. Б. Материалы по истории общего описания всех земель Русского государства в конце XVII в. // Исторический архив. М., 1951. С. 303–304.

37 Российский государственный архив древних актов, ф. 350, оп. 1, д. 146, л. II об.

38 Российский государственный архив древних актов, ф. 350, оп. 1, д. 146, л. 1, 607, 767.

39 Спицын А. А. Земля и люди на Вятке в XVII ст. // Календарь Вятской губернии на 1887 г. Вятка, 1886. С. 176–178.

40 Мусихин А. В. Письменные источники по генеалогии Вятки // Герценка. Вятские записки. Киров, 2006. Вып. 10. С. 115.

41 Писцовые книги Русского Севера. М., 2001. Вып. 1. С. 169–170.

42 Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П. Н. Луппов. Ижевск, 1958. С. 354.

43 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. 112–144.

44 Писцовые книги Русского Севера. М., 2001. Вып. 1. С. 188–189.

45 Писцовые книги Русского Севера. М., 2001. Вып. 1. С. 201–202.

46 Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. СПб., 1869. Кн. 1. С. 283.

47 Луппов П. Н. Удмурты Вятской земли в 17 веке: (К вопросу о колонизации Вятского края) // Труды Вятского педагогического института им. В. И. Ленина. Вятка, 1926. Т. 1. С. 102–107.

48 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. С. 112–144.

49 Писцовые книги Русского Севера. М., 2001. Вып. 1. С. 202–205, 207–208.

50 Веселовский С. Б. Материалы по истории общего описания всех земель Русского государства в конце XVII в. // Исторический архив. М., 1951. С. 303–304.

51 Писцовые книги Русского Севера. М., 2001. Вып. 1. С. 234–235.

52 Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. СПб., 1869. Кн. 1. С. 283.

53 Луппов П. Н. Удмурты Вятской земли в 17 веке: (К вопросу о колонизации Вятского края) // Труды Вятского педагогического института им. В. И. Ленина. Вятка, 1926. Т. 1. С. 102–107.

54 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. С. 112–144.

55 Луппов П. Н. Северные удмурты в конце XVII века: (опыт изучения переписной книги 1678 г.) // Труды Вятского научно-исследовательского института краеведения. Вятка, 1934. Т. 7, вып. 1. С. 1–22. (Отдельный оттиск).

56 Документы по истории Удмуртии XV–XVII веков / Сост. П. Н. Луппов. Ижевск, 1958. С. 329.

– XV –

57 Писцовые книги Русского Севера. М., 2001. Вып. 1. С. 236–240, 242–244.

58 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. С. 115.

59 Луппов П. Н. Переписные книги северных удмуртов Вятской земли в начале XVIII века // Труды Вятского научно-исследовательского института краеведения. Вятка, 1934. Т. 7, вып. 1. С. 23–24. (Отдельный оттиск).

60 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. С. 115; См. также: Луппов П. Н. Переписные книги северных удмуртов Вятской земли в начале XVIII века // Труды Вятского научно-исследовательского института краеведения. Вятка, 1934. Т. 7, вып. 1. С. 24. (Отдельный оттиск).

61 Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества, или с 1181 по 1781-й год чрез 600 лет. Сочиненная главного народного училища учителем исторических наук титулярным советником Александром Вештомовым в 1807 и 808-м годах. Казань, 1907. С. 126.

62 Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. СПб., 1872. Кн. 2. С. 40.

63 Луппов П. Н. Удмуртские «доли» в 17 и 18 веках: (Территориальная изолированность северных удмуртов) // Записки Удмуртского научно-исследовательского института истории, языка, литературы и фольклора при Совнаркоме Удмуртской АССР. Ижевск, 1940. Сб. 9: (Вопросы истории Удмуртии). С. 13; См. также: Луппов П. Н. Переписные книги северных удмуртов Вятской земли в начале XVIII века // Труды Вятского научно-исследовательского института краеведения. Вятка, 1934. Т. 7, вып. 1. С. 23. (Отдельный оттиск). Здесь читаем: «Список (копия) с переписной книги Кологривова имеется там же (в Государственном архиве феодально-крепостнической эпохи. – В.Ч.) в фонде Вятской уголовной и гражданской палаты (по 7 описи из 1 вязки)».

64 Луппов П. Н. Северные удмурты в 16–17 веках: (Очерк из истории колонизации бассейна р. Чепцы) // На удмуртские темы: (Сб. ст.). М., 1931. Вып. 2. С. 115; См. также: Луппов П. Н. Переписные книги северных удмуртов Вятской земли в начале XVIII века // Труды Вятского научно-исследовательского института краеведения. Вятка, 1934. Т. 7, вып. 1. С. 24. (Отдельный оттиск).

65 Луппов П. Н. Удмуртские «доли» в 17 и 18 веках: (Территориальная изолированность северных удмуртов) // Записки Удмуртского научно-исследовательского института истории, языка, литературы и фольклора при Совнаркоме Удмуртской АССР. Ижевск, 1940. Сб. 9: (Вопросы истории Удмуртии). С. 12.

66 Гришкина М. В. Численность и расселение удмуртов в XVIII в. // Вопросы этнографии Удмуртии. Ижевск, 1976. С. 95–133.



















Hosted by uCoz